БИБЛИОГРАФИЯ

     (...) Начать рассмотрение "На дне" с характеристики образа места подсказывает само название пьесы. Именно на примере этой пьесы отчетливо видно, что "пространственное мышление в театре нашего столетия сильно изменилось по сравнению с предшествующими эпохами. Отбросив повествовательные и иллюстративные обязательства, пространственные образы обрели самостоятельность и охотно берут на себя функции философские. В споре с человеком пространство представительствует от имени внешнего мира". [39]
     Мир, который рисует Горький, - трагический мир. Первая характеристика, которую Горький дает костылевской ночлежке, - "подвал, похожий на пещеру". Сравнение заставляет вспомнить о пещере Платона - аллегорическом образе человечества, существующего в непознанном, скрывающем от него свою сущность мире. Можно напомнить и о той роли, которую пещеры играли в языческой мифологии. "Наряду с водоемами именно пещеры считались входом в иное царство", писал В. Пропп. [40] С этой точки зрения "подвал, похожий на пещеру", становится метафорой пограничного существования - между жизнью и смертью. Здесь всегда царит полумрак. Действие пьесы начинается весенним утром, но утро это - сумеречное: лишь тусклый луч проникает в ночлежку "из квадратного окна с правой стороны". Второй акт представляет уже вечер, четвертый - ночь. В третьем персонажи поднимаются из ночлежки наверх, во двор, но события здесь развиваются опять же вечером. Только красные лучи заходящего солнца освещают место действия. Ощущение запертости ночлежников в "донном" мире усиливается отсутствием выхода вовне. Горький указывает двери, ведущие в кухню и в комнату Пепла, но при этом "забывает" указать дверь, ведущую на улицу. (Хотя по ходу действия персонажи будут неоднократно входить и выходить в сени.) Подъем наверх отнюдь не разрушает ощущения запертости пространства. Двор - это место, сплошь окруженное стенами, между которыми есть лишь "узкий проход", скрытый в сумерках заката. (Он находится напротив брандмауера, освещенного лучами заходящего солнца.)
     Ночлежка воплощает еще и мир-ад. В аду (или более древнем его прообразе - языческом царстве мертвых) также всегда темно. Свет сюда падает не просто откуда-то сверху, но именно справа, то есть сама ночлежка расположена слева - с "адской" стороны. В аду всегда холодно, и ночлежники жалуются на непогоду. В первом акте Клещ говорит, входя из сеней: "Холодище... собачий". В четвертом сокрушается Квашня: "Ах, жители вы мои милые! На дворе-то, на дворе-то! Холод, слякоть..." Люди здесь действительно как будто заживо похоронены. На это указывает и нахождение ночлежки в подвале, то есть внизу. Здесь все как в одной братской могиле. Только у Пепла - отдельная комната, правда, отгороженная лишь тонкими переборками, да у Барона, Насти и Квашни свое помещение (если таковым можно назвать кухню). Здесь тесно, неуютно, грязно. "Потолок - тяжелые, каменные своды, закопченные, с обвалившейся штукатуркой. (...) Посредине ночлежки - большой стол, две скамьи, табурет, все - некрашеное и грязное". Все это производит впечатление заброшенного, забытого Богом места.
     Под стать месту действия и его обитатели. Их можно действительно назвать мертвецами, по крайней мере, духовными. Каждый из персонажей в пьесе имеет не только свое имя или прозвище, но также награжден - автором либо другими персонажами в процессе общения - целым рядом зоологических характеристик и наименований. В то же время акцентирование "животных" характеристик способно придать пьесе гротесковый характер. Все вместе оказываются "псами", "свиньями", "бродячими собаками", "волками". Сатин "рычит" и "хрюкает", Бубнов "каркает", Алешка "лает" и "воет", Пепла называют волком и сам он считает, что у него "волчья жизнь". Клещ - "козел рыжий", Квашня - "старая собака", Василиса - "зверь", а также "свинья", "гадюка" и "сова". Колорита добавляют зоологические фамилии, прозвища, отчества - Клещ, Медведев, <Василиса> Карповна... Здесь возможно мифологическое объяснение, ведь "смерть на некоторой стадии мыслится, как превращение в животных". [41]
     Наташа, Анна и Актер оказываются "овцой" "ярочкой" и "бараном", то есть все они "агнцы" - божьи жертвы, страстотерпцы.
     Умирающая Анна ради мужа-работника отказывается от оставленных ей Квашней горячих "пельмешков", при этом помня, что именно муж уморил ее до смерти. Она полагает, как и он сам, что смертью своей освободит слесаря от забот о ней, поможет ему выбраться со "дна". Но все происходит с точностью до наоборот. Чтобы похоронить Анну, Клещу приходится продать слесарный инструмент. В итоге он остается без средств к существованию, окончательно лишаясь надежды вырваться в нормальный социум. Страдания и лишения Анны оказались напрасны: "терпеливица" не спасла ими даже собственного мужа.
     Никакого оправдания не получают и страдания Наташи. Это молодая, полная сил девушка. Однако, как и Анну, ее постоянно одолевают думы о смерти: "А то... воображу себе, что завтра я... скоропостижно помру... Летом хорошо воображать про смерть..." Ей "всегда покойники снятся". Увидев мертвую Анну, Наташа говорит, что когда-нибудь также кончит свою жизнь - "в подвале... забитая..." - как будто сама, как жертвенного агнца, готовит себя на заклание. Рядом с думами о смерти у Наташи возникают чувства, схожие с религиозным ожиданием Небесного Жениха - Христа: "Вот, думаю, завтра... придет кто-то... кто-нибудь... особенный... Или - случится что-нибудь... тоже небывалое... Подолгу жду... всегда - жду..." Молодость Наташи, ее невинность и все ее мироощущение свидетельствует о готовности принести себя в жертву Богу. Она как будто готовится посвятить себя Богу. Подобно Анне, которая признается Луке: "Не помню - когда я сыта была... Над каждым куском хлеба тряслась... Всю жизнь мою дрожала... Мучилась... как бы больше другого не съесть... всю жизнь в отрепьях ходила..." - так и Наташа живет в доме своей родной сестры и ее мужа на правах служанки, день-деньской работает, а взамен получает одни побои. Но зато общается с бедными и убогими, шулерами, ворами и проститутками, приглядывает за больной.
     Кривой Зоб об умершей Анне говорит: "Ты думаешь - дух пойдет? от нее духа не будет... она вся еще живая высохла..." Отсутствие запаха ("духа") у мертвых в христианстве - признак святости. Жизнь Анны становится примером для Наташи, которая после ее смерти говорит, что теперь умершая постоянно будет ей сниться. А слова, с которыми девушка исчезает из пьесы (погубив заодно своим кликушеством и прибежавшего по зову ей на помощь Пепла), звучат абсурдно с точки зрения нормальной человеческой логики, но вполне объяснимы христианской моралью: "Возьмите и меня... в тюрьму меня! Христа ради... в тюрьму меня!"
     В этом мире никто никого не уважает и не любит. Одни открыто презирают "донное" братство, надеясь, что сами-то они сюда попали случайно и однажды все-таки выберутся (Клещ), другие погружены в мир собственных грез, воспоминаний или размышлений (Настя, Актер), третьи не верят окружающим, подозревают их в корыстных намерениях (Наташа), а кто-то просто не испытывает потребности в человеческих привязанности, на собственном примере познав лживость и эгоистичность человеческой натуры (Сатин, Бубнов). Так возникает в пьесе мотив одиночества и отчуждения.
     В пьесе есть человек, выступающий как будто страстным апологетом христианской всепрощающей любви, озабоченный спасением своей и чужих душ. Это хозяин ночлежки Михаил Костылев. Живет он не вместе со всеми, а в доме, то есть наверху. Значит, должен быть представителем "верхнего" мира. Можно предположить связь этого образа с библейским персонажем, архистратигом Михаилом, верным служителем Бога, совершившим множество подвигов во славу Его. (В переводе с еврейского Михаил - "кто яко Бог"). Едва ли не чаще Луки хозяин ночлежки поминает имя Господа. Словно священник свою паству, называет ночлежников "братия вы моя несчастная, никудышная, пропащая..." В ответ они несколько раз награждают его эпитетом "собака". Вход в Аид, древнее царство мертвых, также охранял пес - трехголовый Цербер. Значит, Костылев выступает и как сторож преисподней, не дающий силам "ада" прорваться в "верхний" мир - выжимающий из них последние деньги и тем самым лишающий надежды на возвращение в нормальный социум. Однако реальная его власть над ночлежниками - сомнительна. Символична смерть Костылева. Неясно, умирает он от удара Васьки Пепла или из-за собственной немощи. В самом деле, как выразился Сатин о 54-летнем хозяине ночлежки, "много ли ему надо".
     Сюжет пьесы движет пробуждение, оживление этих надежд на обретение смысла жизни, что художественно отображено в пространственной динамике пьесы. События ее первого и второго актов происходят в ночлежке. В третьем герои поднимаются во двор. В четвертом - они вновь на "дне". Эта дугообразная смена мест действия совпадает с завязкой, кульминацией и развязкой конфликта драмы. Лаконичным определением его также могло бы служить известное утверждение Фридриха Ницше "Бог умер. Да здравствует Бог!" Смерть Бога - образа духовного начала - приводит к тому, что в душах людей остается пустота, которая, однако, требует заполнения. Осознают они сами или нет, но каждый нуждается в обретении смысла жизни - обретении нового Бога, новой веры, новой морали, новой нравственной системы.
     Определенный итог их поискам подводится в третьем акте, события которого разворачиваются на "Пустыре" - "засоренном разным хламом и заросшем бурьяном дворовом месте" - символе внутреннего состояния людей, одновременно и опустошенности их духа, и засоренности его разными суррогатами вроде бульварных романов Насти, с публичного чтения которых и начинается третий акт. Не случайно именно "Пустырь" станет местом убийства Костылева и здесь же Лука рассказывает Пеплу и Наташе притчу о "праведной земле". [42] Любопытно, что Горький сажает странника на перевернутые сани, неуместные здесь с бытовой точки зрения: на дворе весна, так что на санях сейчас никуда не уедешь. Зато можно вспомнить "Поучение Владимира Мономаха", автор которого писал его "сидя на санях", то есть готовясь отойти в мир иной, ожидая скорой смерти. Сани, санный путь связывали мир живых и мир мертвых. На них везли хоронить. А теперь сани перевернуты - почивших вечным сном везти некуда: умерла вера в иной мир, в котором человеку воздастся за всю полную лишений жизнь. Казалось бы, возместить эту пустоту способен странник Лука, пробуждающий веру в существование иного, лучшего мира.
     Явление Луки в ночлежку подобно второму пришествию Христа, подтверждением чему служит время действия.
     События первых двух актов разворачиваются за несколько дней до наступления Светлого Христова Воскресения. Действие первого, второго и третьего актов драмы происходит накануне Пасхи. За несколько часов до происшествия Наташа говорит Пеплу, что домашние ее "на кладбище ушли... потом - ко всенощной хотели..." Всенощная (или всенощное бдение) - предпраздничная церковная служба. Ремарка гласит, что Василиса во время разговора Наташи с Пеплом, "нарядная, является в окне", - очевидно, Костылевы действительно собирались на праздничное богослужение. Время действия третьего акта - "ранняя весна, недавно стаял снег", то есть март-апрель. По христианскому церковному календарю на эти месяцы приходится два церковных праздника, накануне которых могли служить всенощную, - Вход Господень в Иерусалим (Вербное Воскресение), а также Благовещение Пресвятой Богородицы. Первый отмечается за неделю до Пасхи, другой может приходиться на разные дни, в то же время праздноваться должен никак не позднее Страстной Среды. "Всенощная накануне Великого Четверга посвящена исключительно Тайной вечере, за которой Христос повелел, чтобы Пасха Нового Завета вкушалась в память Его Самого, Его преломленного Тела и Его Крови, пролитой во отпущение грехов. Кроме того, в литургическом центре этого дня также находится предательство Иуды...". [43]
     В пьесе с Тайной Вечерей ассоциируется разговор Луки с Пеплом и Наташей. Во время Вечери Иисус сообщил апостолам о своем скором уходе. И Лука неожиданно говорит собеседникам: "Ну, ребята, живите богато! Уйду скоро от вас". Иисус завещал апостолам свое вероучение: "И Я завещаю вам, как завещал Мне Отец мой, Царство". [Лк. 22, 29] Лука рассказывает притчу о Праведной земле. Иисус был распят в пятницу вечером: "Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого". [Лк. 23, 44] Время исчезновения Луки - "вечер, заходит солнце", "вечерние сумерки", то есть как раз между 6 и 9 часами вечера (именно в это время заходит солнце весной). Косвенным указанием на то, что приход Луки осмысляется в пьесе как репетиция второго пришествия Христа, может служить реплика Наташи, обращенная к Пеплу, но сказанная в присутствии Луки: "Вот как перед Богом говорю!" Когда Костылев прогоняет Луку, в сцене этой проскальзывает мотив предательства Иудой Христа.
     Бубнов (в окне): Чем тут торгуют? За что - три копейки?
     Лука: Меня вот грозятся продать...
     Бубнов: За три копейки? Ну, гляди, старик... Они <Костылевы> и за копейку продадут...
     Да, старая вера дискредитировала себя, и Лука как будто занят поисками новой. Но почему же Горький заставляет его так неожиданно, комично бежать, позорно исчезнуть в самый ответственный момент, когда решалась судьба не только Васьки Пепла, но и других героев - Наташи, Актера, Насти? Почему в поведении Луки проскальзывает нечто, роднящее его не только с Христом, но и с Костылевым? Да и само его имя неоднозначно. С одной стороны, оно ассоциируется с образом признанного церковью евангелиста. С другой, согласно словарю В.Даля, "лукавый" в "священном" (церковном) значении этого слова - "бес, дьявол, сатана, нечистый, злой дух". [44] Как и хозяина ночлежки, странника называют "старцем", "стариком", "старичком", а также "лукавым", "шельмой". Характеристика Костылевым настоящего праведника не только адресованы старцу, но и подходит для него самого: "Ежели он - настояще странен... может, он и правду узнал там... ну, не всякая правда нужна... да! Он - про себя ее храни... и - молчи!" В сцене, где странник рассказывает ночлежникам притчу о праведной земле, несколько раз после слов Луки Горький дает ремарки: "Пауза", "Лука, молчит, улыбаясь". Пожалуй, это один из самых интересных моментов в пьесе. О какой такой "правде" знают Костылев и Лука? Уж не о той ли, что на "дне" Бога нет, но нет его и выше? И жить ради несуществующего Духа, Абсолюта все равно что жить в угоду пустоте - поклоняться "Пустырю"? О том, что в действительности нет у Луки правдивого ответа на вечные вопросы человеческого бытия о смысле жизни и цели человеческого существования. Разве что опять же во имя Всевышнего, который, "коли веришь - есть...".
     О странной связи Луки с Костылевым свидетельствует и то, что является в ночлежку, как здешний мессия, Лука, а предают и убивают - или "распинают"! - Костылева. Лука же исчезает. Кто Христос? Кто Иуда? Все смешалось. Неудивительно, что апостолом у Горького становится Сатин. И он же несет в себе сатанинские черты.
     Луку в пьесе называют то "кикиморой", то "дедушкой" или "старичком", то "грибом поганым". Позевывание у него "воющее", а Медведев велит ему "не каркать"... Все это - характеристики "лесные", подчеркивающие, что нет в словах Луки ничего нового и что философия странника - еще более древняя, чем христианская. И свою притчу о "праведной земле" он рассказывает все на том же "пустыре", представляющем собой замкнутое пространство, откуда есть лишь один "узкий проход", скрытый в сумерках заходящего солнца.
     Ситуацию "на дне" вполне можно соотнести с ситуацией ожидания конца света, предсказанного в новозаветном "Откровении Иоанна Богослова", или Апокалипсисе, когда каждый будет судим по делам его. (Отсюда, кстати, и столь острое ощущение катастрофичности изображаемой ситуации именно в этой пьесе.)
     12-ая глава Апокалипсиса повествует о битве Христа (в образе архистратига Михаила) и Антихриста (в образе "древнего змия"), в котором последний со своими ангелами "не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною". [Откр. 12, 8-9] Драка в которой был убит Костылев, очевидно, не что иное как идейно-художественное переосмысление поединка архангела Михаила и его воинства с Сатаной и сатанинскими ангелами. Сцена драки полна призывами и обращениями каждой из сторон к "соратникам": Сатин кличет Ваську Пепла и велит Кривому Зобу бить Костылева. (Характерная деталь: все кривое означает принадлежность к "адским" силам.) Костылев же командует Медведевым, [45] наконец, хватающим именно Сатина, но тут прибегает Васька Пепел и - насмерть - бьет Костылева. Вопреки библейскому пророчеству, в пьесе Горького исход поединка решился не в пользу архистратига Михаила, поэтому четвертый акт предстает царством победившего Антихриста. В последнем акте драмы Горького персонажи через слово "чертыхаются" и ни разу не поминают Господа, тогда как в первых трех актах Господа и черта они поминали одинаково часто.
     Лишенный всякой духовной поддержки, человек возвращается к исходному первобытному состоянию, в мир животных инстинктов и древних страстей. Присутствие Бога было своего рода сдерживающей силой для этих страстей. А теперь его нет. Подобная версия может показаться маловероятной. Ведь именно в четвертом акте Сатин произносит свои знаменитые монологи: "Чело-век! Это - великолепно! Это звучит... гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека!" и т.д. Именно в этом акте отрывается от мира своих бульварных романов Настя, а Клещ, презиравший "золотую роту" ночлежников, неожиданно произносит: "Ничего... Везде - люди... Сначала не видишь этого... потом - поглядишь, окажется, все люди - ничего!" Именно в этом акте пробуждается, наконец, живая мысль в Бароне и, вместо бессмысленно повторяемой реплики "Дальше!", он неожиданно произносит исполненную тревоги и сомнений исповедь, вопрошая в конце: "А... ведь зачем-нибудь я родился... а?" Но бунт ночлежников против хаоса, грязи и тьмы окружающего их мира, особенно яркое выражение нашедший в монологах Сатина, заканчивается, не изменив ничего в жизни людей "дна". После сатинских тирад зоологическое начало в ночлежниках обнаруживает себя с угрожающей скоростью, проявляясь без всякого повода - даже не как брань.
     Медведев. Верблюд - он вроде... осла! Только без ушей...
     Бубнов. Брось! Ты сам - вроде осла.
     Медведев. Ушей вовсе нет у верблюда... он ноздрей слышит... (...)
     Бубнов. Где - народ? Отчего здесь людей нет? (...)
     Бубнов. У-у-ррр! Барбос! Бррю, брлю, брлю! Индюк! Не лай, не ворчи!..
     После Алешка еще обзовет Медведева "отставной козы барабанщиком" и "курицей", а в себе "воспоет" свинью: "Эх, кабы мое рыло..."
     Этот фарс делает особенно отчетливым трагизм положения осознавшего бессмысленность всей своей жизни Барона, очнувшейся от бульварных романов Насти и, к несчастью для себя, слишком трезвого в этот момент Актера.
     Обычно стихотворение Беранже, которое Актер читает во втором акте, трактуется как апология философии Луки. Однако, если первая строфа воспевает безумца, который навеет человечеству "золотые сны", если "к правде святой мир дорогу найти не сумеет", то во второй речь идет уже о другом безумце, способном озарить лишенный солнца мир своей мыслью! Имя Луки, как указывалось выше, восходит к латинскому "светлый". Лука, очевидно, и предстает тем самым солнышком, забывшим "земли нашей путь осветить", а Сатин - безумцем, чья мысль способна озарить мир.
     Сатин тоже лукавит. В первом акте между Актером и бывшим телеграфистом [46] возникает перепалка из-за одного слова:
     Актер: Мне вредно дышать пылью... Мой организм отравлен алкоголем...
     Сатин: Организм... органон...
     Актер: (громко, как бы проснувшись). Вчера, в лечебнице, доктор сказал мне: ваш, говорит, организм - совершенно отравлен алкоголем...
     Сатин (улыбаясь): Органон...
     Актер (настойчиво): Не органон, а ор-га-ни-зм...
     Сатин. Сикамбр...
     Зеркально перепалка отобразится в четвертом акте:
     Сатин: Ему [Актеру] известно стало, что всего в полуверсте отсюда стоит лечебница для органонов...
     Актер (высовываясь с печи): Орга-ни-змов, дурак!
     Сатин: Для органонов, отравленных алкоголем...
     Эта лингвистическая дискуссия отнюдь не простая игра в слова, а принципиальный спор. "Органон" в переводе с греческого означает часть целого, нечто неживое, омертвевшее, "орудие, инструмент, орган". [47] "Человеческий организм" Сатин издевательски заменяет неодушевленным "органоном", тем самым отказывая Актеру в праве считаться живым, чувствующим человеком, определяя его "болваном", "чучелом", "огарком". Потому-то Актер и реагирует раздраженно, скандирует любимое словечко, отстаивая свое право называться человеком. Чуть ниже Сатин еще скажет: "Надоели мне, брат, все человеческие слова..." И тем самым подчеркнет, что ему нет дела до обычного живого человека.
     Сатин - шулер не только потому, что жульничает в карточной игре. [48] Он шулер и в словах. Практически весь его первый монолог - это апология Луки. (Кстати, не стоит забывать, что в момент их произнесения Сатин уже просто пьян.) И речь о столярах Сатин произносит "стараясь говорить голосом Луки и подражая его манерам" и завершает ее тезисом, который легко обнаружить в речах как Луки, так и Костылева: все трое отвергают возможность человеку жить для самого себя: "Всяк думает, что для себя проживает, ан выходит, что для лучшего! По сту лет... а может, и больше - для лучшего человека живут!" При том, что все трое живут-то как раз для себя и ценят в первую очередь себя. Между вопросом Пепла о Боге и ответом Луки Горький вклинивает реплику Бубнова: "Люди все живут... как щепки по реке плывут... строят дом... а щепки - прочь..." Еще раньше Настя и Бубнов обмениваются репликами:
     Настя: Надоело мне... Лишняя я здесь...
     Бубнов: (спокойно). Ты везде лишняя... да и все люди на земле - лишние...
     Надежды на лучшее ждать не приходится. Само время у Горького как будто остановилось и никуда не движется, несмотря на происходящие в ночлежке драмы. Первый акт представляет "начало весны. Утро". Второй - "вечер", третий - снова "ранняя весна, недавно стаял снег", четвертый - "ночь". День так и не наступает, и весна не перетекает в теплый май и жаркое лето. Правда, есть один нюанс, позволяющий усомниться, что все здесь останется как прежде. Звуковой фон финального акта - ветер, символ перемен. Выбранный сезон - весна, время пробуждения природы. Вряд ли человеку станет лучше жить в этом мире в ближайшее время, но все же подобное положение вещей в мире не может, не должно быть вечно - убежден драматург. В финале, когда Барон приносит известие о самоубийстве Актера, как некогда из-за спины Актера являлась Наташа, склонявшаяся принять "веру" Луки, также теперь появляется Настя - как бы символизируя приход в ночлежку качественно новой философии.
     Актер здесь предстает как трагикомический персонаж, он и пьяница, и философ, он шут "дна", и в этом смысле в нем есть что-то от Тетерева в "Мещанах". Столько лет он мечтал вернуться на сцену и не мог этого сделать. На протяжении всей пьесы он пытался обратить на себя внимание цитатами из Шекспира, стихами Беранже или высокопарными словами вроде "мой организм отравлен алкоголем" - а своего добился только повесившись. Пьяный, он жил сценой, даже когда не верил в возможность возвращения в театр. Трезвый, повесился, поняв что-то большее, чем просто невозможность вырваться со "дна". И - обратил на себя внимание сразу всех ночлежников. Такой итог содержит в себе одновременно фарсовое и трагическое начало.
     Не случайно Горький вводит в финальную сатинскую фразу слово "дурак". Дурак - это Петрушка, герой народного театра. Комично и одновременно трагично звучит его фамилия - Сверчков-Заволжский. Сверчок - символ дома, домашнего уюта, это нечто здесь, в мире живых. Заволжский - там. Это и простор, ширь. Сверчок, рвущийся в необъятные мировые просторы. А пропадает он не на просторе, а на Пустыре. И внимание большинства привлечет теперь разве что заметкой в колонке криминальной хроники. Но в то же время, возможно, сам того не осознавая, Актер сыграл-таки свою роль - роль героя высокой трагедии. Не понадобилось никуда уезжать, не понадобилось искать лечебницу и лечиться... Самым верным в монологах Сатина оказалось утверждение "Человек может верить и не верить... это его дело! (...) Он за все платит сам, и потому он - свободен!.." Актер постиг свое предназначение. За его исполнение он заплатил собой.
     Финал пьесы двойственен. Он "открыт", потому что ответа, что же дальше, нет. Барон уже не скажет это свое словечко, потому что персонажи как бы застывают на пороге, за которым им необходимо сделать выбор.